[indent] Этот месяц утомил... утомил даже ее. Всегда эффективная и активная, Реджина за день до объявленного хэллуиновского праздника, просто упала в свое кресло и с тяжестью выдохнула. Собранная на лице верховного судьи хмурость говорила о том, что ей надо бы в принципе просто вздремнуть... пару дней напролет. Но как спать, когда голова забита навязчивыми мыслями? Убийство Мэри-Энн, подозрительная незнакомка в городе, похищение Конни, и пожар в котором сама Реджина успела слегка "подгореть", да и падение с лестницы с вывихом руки она себе тоже успела обеспечить. Да, Хартс поймала себя на мысли, что вовсе и не спала нормально в последнее время, уныло взглянув на уже не перевязанную руку после ожога в пожаре, последствия вывиха слава богу уже прошли и не создавали дискомфортных ощущений. Ох, может и вовсе не идти на это мероприятие? Дочь отчего-то настаивала, чтобы ее мама развеялась или это просто чтобы на целую ночь выпихнуть родителя из дома. От мелькнувшей мысли зачем ее дочери понадобился пустой дом на ночь... может пора спросить ее не хочет ли ее Ягодка о чем-нибудь рассказать маме? Хм. Ладно, Реджина поставила галочку в своей голове об этом и поднялась, зайдя в свою гардеробную, для которой был отведена отдельная комната. Кажется для Маскарада у нее было что-то особенное...

[indent] Да, особенное все же нашлось в гардеробе у Реджины. При чем она толком и не помнила как приобрела этот наряд, возможно заказывала у кого-то тоже к какому-то празднику, но тогда не сложилось и платье ни разу не было одето. Так почему бы не возместить это упущение? К назначенному сроку, а лучше сказать - за час, Реджина была готова, ведь у ее кавалера был небольшой пунктик по поводу прибытия вовремя на мероприятия. Кавалера... Кхм, это слишком громко говоря. Согласиться пойти с Гриффином на настоящий бал в паре было слишком спонтанной и не до конца осознанной идеей. Ну что ж, исключительно как друзья они ведь могли себе это позволить? Только черт знает, а сама червонная срезала на не длинном стебле пышную красную розу из своего сада и когда Гриффин заехал за ней, даже не спрашивая разрешения опустила розу в нагрудный карман его костюма у самого сердца, подчеркнув этой деталью его красный галстук, - Чудесно, Доктор, надеюсь нам не понадобится сегодня вывозить очередные трупы, - едко прокомментировали ее алые губы по поводу маски мужчины уже в машине перед самым входом в клуб, - А то наряд больно подходящий, - она смотрит на него через зеркало и затем разворачивает зеркало на себя, еще раз проверяя свой яркий и мрачный макияж, который Реджина себе никогда не позволяла в повседневности. Черные тени с красными искорками были растушеваны по веку и вытягивались в длинные стрелки, создавая обворожительное притяжение к глубине ее зелено-карих глаз, а на лице на щеке под внешним уголком глаза было нарисовано красное сердце в цвет таких же сочных алых губ. Высокая прическа из завитых локонов черно-медных волос, обнажающая аккуратную шейку, украшенную рубиновым колье в масть к таким же серьгам. Завершая этот образ Реджина аккуратно одела и завязала маску выполненную узорами из черного гипюра, плотно прилегающую к коже как влитая, не скрывая нарисованного не щеке сердца. После чего женщина поправила такие же черные гипюровые перчатки, сделанные словно из витиеватого кружева. Теперь предстояло очень аккуратно выйти из машины, чтобы не зацепиться ни за что платьем, которое было одето на даме: насыщенный темно-красный цвет, с идеально подчеркивающим фигуру корсетом выполненным в стиле словно настоящее сердце с глубоким вырезом, усыпанное в районе декольте мелкими кристаллами, от корсета вверх так же шел небольшой воротник-стойка словно у графа Дракулы, длинный подол платья словно полупрозрачная-вуал­ь в несколько слоев спадал от корсета к земле, при движении для большего удобства через разрез сбоку обнажая стройные ножки.
[indent] Как только они оказались у входа в клуб, Реджина подала своему сопровождающему руку (сейчас даже почти будучи с ним одного роста благодаря высокой шпильке), слегка поджимая алые губки и с некоторой критикой во взгляде проверяя все ли в порядке в костюме доктора. Нет, все было идеально, действительно неожиданно идеально и как с иголочки. Хотя почему неожиданно? Гриффин был перфекционистом, он всегда выглядел идеально аккуратно и ухожено. И оценив это Реджина улыбнулась Чарльзу, пройдя в зал клуба прямо к началу шоу. Кристаллы на ее корсете до безобразия соблазнительно и эффектно засияли в свете софитов. Точно так же как и богатый алый цвет, который казалось отражался и от ее наряда. А по окончанию шоу, которое устроил Альбус аккуратно приподняла руки на уровень груди и по-королевски сдержанно поаплодировала, когда тот сошел со сцены дама в красном и чумной доктор рядом с ней как раз находились возле барной стойки и Реджина сладко улыбнулась. Кролик. Ну конечно, - Привет дорогой, отличное шоу, - нет, из уст этой женщины "дорогой" звучало немного с приторной ноткой официоза и никогда не слышалось как что-то нежное, да и как же ей не узнать Кролика? Она и сама звала Альбуса Кроликом, да и их отношения имели вздорно-милый характер.
[indent] После чего она с улыбкой обратила взгляд на Чарльза. И еще раз на мгновение задумалась не была ли это дурная идея пойти с ним на этот Маскарад? Они странно выглядели рядом друг с другом, не потому что не гармонировали, а весьма и весьма гармонировали. А потому что они вроде бы были... друзьями. Странными друзьями. Она до сих пор не могла найти определения их отношениям. Но все же, она чертовски порадовалась своему согласию - рядом с ней по-крайней мере был человек на которого можно положиться, если снова случится какой-нибудь ужас, как тогда на озере. Приятное ощущение надежности позволили Реджине расслабиться и это отразилось в ее взгляде, - Знаешь, кажется я рада, что пришла сюда с тобой, Доктор, - она улыбнулась, но тут же чуть сощурилась с каким-то подозрением смотря на маску мужчины.

[indent] Событий за последний месяц было слишком много. Труп, ссора, пожар и вот снова праздник? Маскарад. Не сказать, что Джек себя отлично чувствовал собираясь на праздник, но он не мог не прийти. Пообещал Донован, которой отказать после случившегося в принципе было крайне сложно, да и не сказать, что тут можно было поспорить или как-то возразить. Ему нужно было развееться. Всему городу это нужно было... И о да, он развеется. С уст слетает тяжёлый выдох, руки буквально вжимают глаза в глазницы, на грани какой-то истерики. Как собраться с мыслями? Как прийти в клуб к Ла Пину вообще после того что меж ними произошло? Его поцелуй. Крики и ссоры последовавшие после уже растворялись в  воспоминаниях, а губы горели, казалось, вот уже две недели.

[indent] Руку больно защипало, а в глазах побежали белые мухи, заставляя всё-таки открыть взор. После пожара без лёгких травм не обошлось. Хотя бы эта рука... Ожог покрытый бинтами скрылся под плотно облегающей перчаткой, заставляя швы бинтов проступить на ткани. А вот щетину никуда не денешь, глупая маска скрыла только верхнюю часть лица, и всё равно не эти голубые глаза. Глупость.. Любой его узнает в мгновение ока. Он узнает... Джек вышел в зал в... в картоне, гофрокартоне и нескольких шарах изоленты . Шлем со слишком маленькими дырочками для глаз, спасибо офисному дыроколу, скрывал ожог на щеке. И всё же общий персонаж в нём узнавался. Тот самый дровосек. Дровек в поисках сердца.. Знала ли Додо как попала в точку. Разумеется,  никаким праздничным настроением и не пахло. Он пришёл сюда выпить и лишь, может, где-то, на одно мгновение захотел представить себя каким бы героем сказки он действительно мог бы быть...

[indent]Впрочем, это быстро проходит.  На щеке чувствуется Его дыхание, веет выпивкой - единственным, что могло заставить Джека остаться в клубе на пару с надеждой просто не повстречать белого кролика этой ночью. Его рука где-то на затылке, путается в тёмных кучерях. — Ам... Виски? — хрипло после больницы произносит он; у бара натягивает шляпу более на глаза. Собственные ладони резко упираются в грудь Ла Пина, отталкивая его с такой силой, что тот едва не упал. Он наверное зол. Как еще вообще не внёс Кетча в чёрные списки клуба? Ах да, он же в костюме. Янтарная жидкость бокала скрывается глубоко в горле. — Виски... — Его яркие, идеально отточенные движения... Кажется это просто мираж, но нет, он действительно на сцене. Очередное шоу. Альбус всегда нёс в себе этот поток неописуемой энергии, как никто другой умел создавать впечатление, западать
в сердца.  Но как теперь понять где были лишь шутки, а где светловласый просто ими прикрывался. О чём думал каждый раз пуская в свою постель?  В свой дом? Говоря о любви к нему? Это... Это лишь шутки. Он был уверен. Шоу, не более того. С одной стороны столько лет их дружбы казались ложью, а с другой столько слов, которые он принимал за ложь могли оказаться правдой. Мозг закипал с такой скоростью, что он готов был сорваться и убежать подальше, но так себя выдавать было нельзя.

Замаскировавшись под алкашный гриб, Джек притаился, лишь из-под тишка бросая аккуратные взгляды в сторону белого кролика, красной королевы, её спутника... Бывают же люди. Стоят, беседуют, смотрят друг на друга. Это явно не тот случай. Или для этого всего-то лишь и нужно
- Как на счёт... хмм, красного мартини?
— Виски. — Тут же звучит нелепым ответом. Уже изрядно принявший на грудь пожарный, даже не осознал, что его слова могли оказаться слишком громкими и перебить уважаемого Доктора. Зато пришло осознание, что его мог услышать кто-то иной.  Пожалуй впервые фраза "иди за белым кроликом" обернулась в "беги от белого кролика". Джек метнулся через зал, даже не обратив внимания на то, что одна запчасть его доспеха всё-таки отпала.

пост отредактирован (смена наряда, дополнение событий в виду очереди и удаление фрагментов связанных с прошлыми персонажами)

Отредактировано Jack Ketch (06.12.2019 18:41)

Неприятности крайне трусливы, потому что никогда не силятся напасть в одиночку и кидаются в атаку толпой. И не сказать, что навалившиеся разом ситуации шли кто в лес кто по дрова, несмотря на перепрыгивание с пожара на ангину и обратно в пожар. Они методично пытались выбить Донован из колеи, но где наша пропадала (везде, однако позволим в этот чудесный вечер прокрасться капельке самообмана — ладно, не капельке). Фелисити планировала оторваться на Хэллоуине за весь многострадальный месяц, включая так и не отпразднованный по-человечески бравный день. Так что она заранее знала, что оставит машину у дома, ведь собиралась надраться до такого хрюканья, чтоб даже в линзах не различить ни единого силуэта. А ещё она обязательно потанцует и попоёт, и неважно, в каком порядке это перечислено: Фиц займётся сими радостями одновременно. Словом, ничто её не остановит или, по крайней мере, будем полагать, будто ничто не попытается расстроить планы Донован — хотя причин рассчитывать на удачу не было никаких, коли опираться на весь жизненный опыт поцелуев Фиц с удачей. Обычно, правда сказать, не удача чмокала Фиц, а удача прикладывала все усилия, чтобы Фиц чмокнула полную беспросветную задницу. Именно самая натуральная жопа на данном этапе творилась с Фелисити. Выплаченная страховка легла на восстановление фасада, после чего пиццерия благополучно была подожжена снова, и теперь возвращать божеский вид своему заведению Донован придётся путём закладной на половину имущества. Благо, ей хватило ума не закладывать дом — ну, это потому что папаша потрудился лично справиться с этой задачей задолго до того, как Фелисити получила охапку дерьма с пиццерией «Додо», которая, большое спасибо, наложила такой жирный штамп на владелицу, что её кто-то умудрялся называться Додован. Но это, к слову, было ещё ничего, и Фелисити сама иногда хохотала над этим. В истерике, само собой. А вот данное папкой-оригиналом сокращение чудом не превратилось в мем «Фиц-фриц», видимо, потому что многие всё ещё думали, будто у Донованов итальянское происхождение, и такие вот шутки будут не просто стёбом, но вообще-то диким оскорблением, скромно и издалека отсылающем, например, на Муссолини. В общем, одарённый искромётными по своей посредственности творческими порывами Карлос Донован передал и то меньшую долю своего воображения Фелисити, кое она, к тому же, в основном тратила на то, чтобы представить какие-то ужасающие катастрофы в любой подходящий для этого  момент (а ещё писательницей собиралась становится, вот потешная), тем самым лишив себя такого удовольствия, как из года в год придумывать необыкновенные костюмы к Хэллоуину, и ввиду чего ей приходили вполне банальные решения, которые постепенно исчерпали себя, и на этот раз Фелисити даже не могла потратиться с чистым сердцем на какую-нибудь аренду платья там или грима, а по сей понятной причине она просто выбирала что-то из гардероба, и он, в свою очередь, на удачу будто сам подсказал годную идею косплея. Что сказать, петь, несмотря на полное отсутствие слуха или навыков, Донован любила, а потому питала нежную слабость к кино-мюзиклам и как раз в одном из них зачерпнула вдохновение. Более того, стоило составить свой костюм из весьма аутентичного платья и туфель, по крайней мере, красного цвета, как Фиц остервенелой пчелой завела идею найти кого-нибудь для парного сочетания и обратила своё внимание к другу детства и просто хорошему парню, уже не раз спасшего пиццерию от превращения в полное пепелище — а именно к Джеку (в последний раз, спасение произошло не то, чтобы удачно, говоря обусловлена, покупку занавесок можно было отложить, пожалуй, на «никогда в этой жизни»). Фиц наяривала смсками и звонками, приводя самые убедительные доводы Кетчу облепиться перекрашенным картоном и самозабвенно изображать Железного Дровосека. Не, ну а что? Фелисити была уверена, что ему пойдёт, но Джек ни в какую не принимал идею, предательски отказываясь — хоть, и по мнению Фиц, он в этом образе был бы просто как влитой. К тому же, совершенно дурацкая с его стороны критика тонального крема Донован свидетельствовала о том, что у Джека напрочь отсутствует сердце. В менее резкой, можно сказать, в весьма деликатной манере Фиц ему об этом намекнула, когда он пытался отнекиваться: «— Ты просто свинья, Кетч». Потому что «Ты приходишь в мою пиццерию и спасаешь её от пожара, но ты делаешь это без уважения. Ты даже не хочешь одеться в Железного Дровосека». Однако, несмотря на граничившую с наглостью настырность переодеть кореша по своему вкусу, Фелисити не стала с ноги вышибать ему дверь, чтоб внести ватман и краску. Ведь в Англии не принято запирать двери, да и в итоге убедить всё же удалось. Ввиду этого Фелисити, так и быть, прекратила это назойливое третирование, в общем-то, видя, что Джек  не то, чтобы преисполнен каким-то воодушевляющим боевым духом — Фиц не могла  никак определить, были ли у Джека какие-нибудь проблемы, но оттолкнулась от шизафии, творившейся у самой по жизни, и просто всячески нажелала всего хорошего, неоднократно всё это сдобрив бесконечной признательностью за спасение остатков стен (конечно, Фиц не в таких словах высказывалась) пиццерии, хотя, если честно, порядком устала наблюдать и участвовать в спасении этого предприятия, ведь ей-богу, лучше уж как надо бомжануть, чем тратить себя на целую уйму дурацких засад, по её мнению, скомпрометированных не только злым роком, но и непременно некими злопыхателями. Но, возвращаясь к теме Хэллоуина, Фелисити не только попыталась набить оскомину Джеку, она ещё и взяла в оборот Дэррика. Его она не стала убеждать в кого-то переодеться, с лихвой хватало и того, что Фиц его достала назойливыми приглашениями присоединиться к ней, в конце концов, принявшись доводить Хартса к мысли, что он просто обязан явиться на праздник и точка. Разумеется, отказать Фелисити Донован — не просто удовольствие, а, вероятно, и ответственность за свои человеческие, в первую очередь, права, но Рика уломать удалось. С полной уверенностью, что, заявившись на торжество, Фелисити примется разыскивать в толпе Дэррика (которого считала чуть ли не хикканом: поэтому полагала, что её общественный долг — это выкурить Хартса на любой мероприятие), она славно нахлебалась и, сверкая глазками, уже что-то попутно голосила во всё горло, которое, кстати, успело зажить, чтобы позволить снова над собой измываться. Наверное, всему городу стало бы легче, если бы Фиц родилась немой, но она так не поступила.
— Ну и где он? — Фелисити воспроизвела птичий мем, стоя на полусогнутых (чёртовы каблуки) и деловито поставив руки в бока. О, а может так? Донован, сдержав вырывающийся диковатый смешок, цокнула пяточками туфель — они тут имитировали рубиновые башмачки. Никакого эффекта, а жаль, может, перенеслась бы в Канзас и отреклась бы от старого имени. — Как можно потерять в толпе пингвина? — вопрошала «Дороти». Дэррик дал понять, что собирается войти на праздник в образе этого забавного существа с холодных берегов, но, чёрт подери, где тогда эту пернатую тварь носило? — Может, он застрял в дверях? — вслух подумала Фиц и потащилась ко входу. Представьте уморительное зрелище: пингвин шести футов ростом торчит в проёме и мешает пройти, а желающие наблюдают этого гада со спины и закидывают его сырыми яйцами. Полный успех! Вот так и надо устрашать в Хэллоуин — грозясь не пустить на торжество. Правда, по итогу в дверях Дэррика не нашлось, поэтому уму-разуму девицы преклонного возраста удалось прийти к самому лучшему способу поисков третьего-не-лишнего. Она принялась рыскать в толпе. — Это не он! — то и дело выкрикивалось. То, что она всячески препятствует приятному времяпровождению, Фиц даже не думала. У неё тут задача! И не из лёгких! Ведь к сей минуте Фелисти была изрядно навеселе. — Это не он! — проорала Донован, где-то замято пробубнив извинения за потревоженную на чужом лице маску, — Это его бывшая! — не будь Фиц слегка подбухнувшей, она б наверное не закинула такой оборот вслух, но слово не воробей — да и, собственно, Фелисити Донован как-то забыла смутиться приложенной ею деликатностью бензопилы. — Кстати, спасибо за отвагу в огне и всё такое, — она не стала проверять спутника Реджины, потому что была уверена: там не окажется Рика, ну, знаете, логично; и ретировалась ко входу, изображая философа с апорией на уме. Подле барной стойки она ещё не прочесала, и уже на приближении, продираясь через толпу (« — Извините, не думала, что у Вас там нога»), Фиц узрела ещё больше бухла. К этому моменту идея отыскать пингвина сняла накал и остыла до нуля градусов, попутно покрывшись инеем. Конечно, вы можете подумать, что Фелисити будто бы в танке и совсем не помнит про современные гаджеты. Но это не так! Она намеренно оставила дома всё, что можно в стадии неприличного опьянения посеять. Отсюда вывод: любые звонки или способы безлично связаться откладываются. Возможно, связаться лично тоже не выйдет — женщиной ещё сильнее завладело желание побыстрее отключить мозг насовсем. Остаётся надеяться, что это не первый симптом алкоголизма, а просто следствие, например, сраного пожара. У Фелисити Донован и без него впечатлительность зашкаливала, но, тем не менее, Фелисити Донован не была бы тем, кем была (вернее, где была за десять секунд до пожара — там, где и положено быть спокойному, уверенному в себе человеку, а не там, где была в момент обнаружения возгорания — на грани лёгкого сердечного приступа), если бы не обладала поразительной способностью стремительно оправляться от внезапных потрясений. И неважно, что для этого требовалось смешивать злоупотребление алкоголя и таблеток, чья этикетка мелким шрифтом (самое «но» для зрения Фиц) гласила: «не смешивать с алкоголем». Накатив, Донован чуть ли не с хрустом сорвала свою маску, которую, если честно, напялила только потому что темой вечера был маскарад, в названии коего жирно свистело коренное слово «маска». В остальном, как считала Додован, она благополучно справилась бы и без сего элемента на роже лица, особенно учитывая, что эта самая рожа лица пережила пожар (как и остальные части тела), поэтому на носу и скулах красовалось несколько детских пластырей с нарисованными животными. — Виски, — запросила Фиц, — я говорю, виски, а не гора льда, — она дурашливо хмыкнула и опрокинула в себя разом всю стопку, не дернув ни единой мышцей — с таким гемором, как пиццерия «Додо», чувствительность ко вкусу алкоголя отобьётся у любого.
— Танцульки-танцульки , хочу танцульки!
В то время, как нормальные (пока что) гости, одетые аутентично событию, вели себя в соответствии со статусом локации, ну, или по крайней мере корчили из себя приличных граждан, Фелисити уже ничего не корчила из себя. Она танцевала. В соответствии со статусом своего состояния. А состояние, если описывать терминологически, было «алкогольным опьянением», а если описывать более откровенно, то Фиц успела набухаться. Предварительно, перед тем как приступить к танцам (о которых никто не просил, в общем-то), она пьяненько подмигнула бармену: — За всё платит Дэррик Хартс, — потому что почему бы и да? Не то, чтобы отутюженные извилины Донован могли сейчас подавать признаки рациональности, идея ляпнуть это пришла спонтанно, ровно настолько же, насколько и другая, некоторое время спустя. Фелисити танцевала крайне зажигательно. В том смысле, что разожгла полное непринятие себя со стороны ближайшего окружения, потому как в ритме своих конвульсий, присущих среднестатистическим тёткам за тридцать, она успела создать впечатление, что состоит исключительно из локтей и коленей, которые, в свою очередь, состоят исключительно из травмопасных углов. Несмотря на то, что в привычном состоянии Фиц, и это слабо сказано, неуклюжа по ряду причин, чем больше она выпивала, тем лучше владела своими телодвижениями, разумеется, относительно того, что ожидаешь от ужратого как в не себя существа. Поэтому она постепенно даже начала ловить ритм и отточила движения. Разумеется, от этого лучше не становилось, потому что в данном случае «отточить танцевальные движения» куда ближе по значению к «отточить боевые удары». Благо, никого до смерти Фиц пока не затенцевала. Или, по крайней мере, просто не заметила, чтоб нечто подобное происходило. Она так же игнорировала то, что для большинства её поведение не входило не только в планы, но и в целом было не по кайфу. Отплясав свою феерию, Донован озарилась ещё больше (всё это, само собой, напрямую связано с тем, что она прошлась уже по половине напитков с экзотическими названиями — а, как известно, подобные коктейли незамедлительно ударяют в голову... а потом в ноги, глаза, руки и печень). Очень внезапно до Фелисити дошло, чего ей здесь не хватает. Караоке! Совершенно очевидно, что никто не стал бы подстраиваться под прихоти изрядно (к сему моменту) надравшейся посетительницы, и это даже не учитывая, как она ранее сообщила заплетающимся об зубы языком, что платить будет не сама. Хотя, с другой стороны, никому никакой разницы не будет. Да и, пожалуй, лучше пусть платит за Фелисити Донован кто угодно, но не она сама, поскольку вряд ли хорошо соображает, на какую сумму могла бы лично она потратиться. (Подсказка: не на ту, которую уже выбухала.) Едва ли не икая пузырьками на мультяшный манер, Фиц начала докапываться до диджея, мол, вруби вот это или вот это, а не вон то. В основном Фелисити требовала максимально устаревшие хиты на стыке 60х-70х, но ввиду того, что нынешний тридцатилетний цикл ностальгии — это 80-е, Фиц начала прикидывать, что оттуда можно вытащить. Вы можете счесть странным, что на доводы пьяной Фиц вообще поддались, но выбора у диджея просто не было, потому как никто из охраны даже и бровью не повёл в сторону спасения от нападок активности Фелисити. Она просто смотрелась вменяемо предприимчивой и слишком неплохо держалась на ногах, чтоб издали показаться уделанной градусами (а именно таковой и являлась). Так что, опций было немного, к тому же, Донован такая убедительная, когда умещает в полминуты длиннющую речь о значении в популярной культуры старой музыки! Она городила невесть что, зато очень быстро и уверенно, причём, с совершенной непоколебимостью. Вставить хоть слово было бы достижением уровня подвига, хоть ставь памятник. Но не этому диджею, потому как он был сломлен, но даже не окружён. — УууУууУууУ! — гудела Фелисити на весь зал, время от времени создавая неловкую паузу молчания из-за того, что её истошные вопли раненного в мохнатый бок мамонта привлекали изрядно внимания к себе. Она поскакала на каблуках в смешной походке с согнутыми под прямым углом в девяноста градусов коленями, но с прямой осанкой. Иногда она дёргала башкой, глядя в кого-то только одним глазом, и по-птичьи склоняла голову, если останавливалась. Бахнув одним глотком недопитый стопарь виски, Фелисити высоко над головой подняла руки. — Дамы и господа! — Господи, где она спёрла микрофон? а главное — когда? — Эта песня посвящается моей ебучей пиццерии! — Донован на корточках засела на стул, выпрямилась и широченным шагом взгромоздилась на барную стойку. Где-то послышалось забитое вежливое обращение, на которое Фиц не собиралась внимать, если бы не одно конкретное слово, вставленное во всех возможных участках фразы: «Мадам, не могли бы Вы, мадам, сойти, пожалуйста, мадам, со стойки, мадам?» — и, разумеется, не отреагировать у Фелисити шансы отсутствовали напрочь. Она развернулась лицом к бармену (точнее, коленками, раз уж так вышло, что она стояла уровнем выше, чем несчастный сотрудник клуба) и строго, с натиском учительской интонации, провозгласила: — Как не стыдно! Мадемуазель, парниша, мадемуазель! — она помахала пальчиками руки, подтверждая незамужний статус и вообще! Как он смел! Ну да ладно, Фиц слишком бухая, чтобы долго концентрироваться на подобном, поэтому, само собой, проигнорировала просьбу и, слегка заткнув начавшего мямлить бармена (он, что, в жизни не сталкивался с подобной ситуацией, когда какая-то женщина забралась на стойку на той стадии опьянения, когда будет радостью, если она не начнёт публичный стриптиз? Словом, всем несказанно повезло, что в планы Фиц это ни разу не входило), продолжила голосить во всю силу горла и диафрагмы: — Лора Брэниган, «Self Control»! — вообще-то Фелисити хотела версию Рики Мартина, который был из Пуэрто-Рико, что, разумеется, их с Фиц очень роднило, ведь у неё были пуэрториканские корни. —  Потому что из-за неё я теряю контроль и постоянно хочу яростно размахивать сковородой!!! — длина фразы и запинающийся язык совместным трудом помогли убого донести смысл задуманной речи, потому что скорость разнесения фразы, как вируса эболы, и типичная для пьяности дефективность речи проглотили половину букв. Но Фелисити Донован это не останавливало от слова «совсем». Музыкальный риф уже протаранил, а Фелисити, перекрикивая шумы и громкость мелодии, принялась подпевать. Пока шёл плавный куплет, голос Фиц прерывался и заикался. Она вела себя утрированно артистично и даже не замечала, насколько не попадает ни в одну ноту (насколько именно? на все сто процентов). С каждой секундой Фелисити начала раздражать всё сильнее и всё больше народу, ну, тех, кого репертуар и исполнитель тотально не устраивали, видимо, у них просто ужасный вкус. — You t-t-take mAhh saalf, you taaake maaAahhH saalf cOnTrOooOl!! — практически с душевным надрывом орала Фиц, то и дело дрыгая плечами. Она начала, подобно первоклашке в хоре, притопывать и кивать в такт (в свой собственный — слуха у Фиц даже после всего выпитого новые таланты (в смысле, таланты вообще) не прибавлялись нисколько). Продолжая фальшивить песню, Фелисити стукнула рукой по летящей в её сторону рюмке. Ах да, таланты. Ну, пьяная Донован становилась более ловкой. Хотя то, что она ловкой становилась так или иначе, уже заслуживает отдельного изумления пред возможностями этой безграничной на случайные штуки вселенной. И на чувство юмора оной. Рюмка рухнула на опрометчивого посетителя, который почему-то не торопился делать ноги, и, если бы Фиц сие происшествие заметила, то возможно даже на секунду остановилась бы. Но ничего из вышеперечисленного не случилось, да и, собственно, не беда. Наверняка алкаш это мужественно переживёт, если вообще соизволит обратить внимание. — I!!! I liEEEve amAN dah creasssuresss of the niAAght! — микрофон, в ответ на ударившийся об барную стойку стакан, полетел куда-то, но упал недалеко и, судя по звукам, убил чью-то ногу и чьё-то самообладание. Возможно, эти два трупа принадлежали даже одному и тому же лицу! Продолжала Фелисити уже без микрофона: — I havEN got duh weeeeh-ll to try AN fi-Ahh-i-t! — выговаривать текст становилось всё труднее, ведь теперь-то нужную (кому — чёрт его ведает) громкость голоса необходимо было набирать своими лёгкими. А это, простите (нет) за каламбур, не легко! Под конец песни Фиц приостановилась надрывать горло, села на стойку и принялась разуваться. Потому что теперь у неё около уха пролетела бутылка и врезалась в барный стеллаж. Как хорошо, что Дэррик так участливо решил оплатить расходы (а ныне уже убытки самого клуба). С туфлей в руке, балансируя на одной ноге, Фиц со всего размаху и практически не глядя зашвырнула «актрису второго плана, исполнившую роль левого красного башмачка Дороти». Туфля, опоясав полёт незамысловатым сальто потолок-рикошет-неоновый-осветитель-земля, по пути каблуком разбила лампу (и, будь она чуть более одушевлённая, чем нет, вероятно, вздохнула бы и подумала, что всё вот это можно было предсказать и предотвратить — лучше б потерялась, тогда Фелисити не смогла бы надеть пару полноценно, а по трезвости в одном башмаке ходить не стала бы). Женщина приложила ладонь к бровям ребром и проследила за своей, скорее всего, бывшей обувью. Пустяки! Кто-нибудь её да подбросит, и не придётся босой телепаться до дому. Всё уже схвачено и улажено.
Фелисити громко присвистнула, сняв вторую туфлю. На мгновение Фиц обернулась к бармену, драившему пол от липкого разлитого алкоголя, и торжественно пихнула туфлю ему в руки (если что, это он швыряется обувью, она тут ни при чём, как видите). Если он уволится, то просто больно не стрессоустойчив, вот и всё. Вон у Фелисити Донован стресс — это жизнь, и ничего, отрывается не хуже прочих, между прочим. Хотя, возможно, к определённому моменту отрывалась только Фелисити: все остальные либо ещё не начинали, либо уже закончили.
Фиц принялась размахивать руками в воздухе, имитируя взбесившегося гуся.
— Мальчики и девочки, если мы закроем глаза, то сумеем поверить, что мальчишка может летать!
«Дороти», в край перепутав все сказки, распластала руки и прыгнула со стойки лицом в пол.

- Двойной Бушмиллс. Чистый. - Сразу сделал заказ для себя Гриффин, обращаясь к другому бармену, пока хозяин заведения крутился с напитком для Реджины и восхищался сценой, что развернулась перед ним, однако когда Ла Пин настолько осмелел, что его возгласы слишком прямо указали на хирурга и судью, Чарльз как-то даже агрессивно расправил плечи и выпрямил спину, со стуком ставя локоть правой руки на столешницу и намереваясь было поучительно выставить указательный палец перед носом белого кролика, пригрозив ему... красная королева сегодняшнего вечера будто бы читает мысли мужчины и снимает с его языка именно ту фразу, которую он хотел сказать про оторванные уши. Так что, просто спокойно опустив ладонь на лакированную поверхность стола, Гриффин только кивает Альбусу, сверля его хищным взглядом исподлобья маски, пока его не окликнул второй бармен, протягивая золотистую жидкость в гранёном роксе.
- Беги-беги. - Только лишь усмехается Чарльз и хитро ухмыляясь своей спутнице, делает глоток ирландского виски, как-то совсем не к месту и ни ко времени разразившись сухим, лёгочным кашлем в кулак левой руки, самокритично хмурясь и осмотрев зал на наличие курильщиков. С чего вдруг? Нужно будет проверить лёгкие, а пока ни кашель, ни, кажется, пьяный... Джек(?), ни тем более внезапное появление владелицы пиццерии не могли помешать Гриффину просто наслаждаться обществом судьи и любоваться ей, в очередной раз убеждаясь, что как в трезвом уме, так и в пьяном, (если до этого дойдёт), он без ума от этой женщины и в конце концов, просто должен себе это признать, ибо тянуть что-либо и сомневаться уже просто не было ни желания, ни моральных сил. Оборвать всё разом, как придётся, и ни о чём не жалеть. Да и не о чем, ведь Чарльз был уверен в себе, а дополнительное вдохновение дарила роза из сада мисс Хартс в нагрудном кармане.

- Есть предложения? - Наконец вернувшись в реальный мир после явно несколько затянувшегося зависания на образе судьи, который не смог в его глазах переплюнуть ни кто, включая юную танцовщицу на сцене, отозвался Гриффин, казалось, выпрямляясь ещё сильнее и становясь выше, когда Реджина прильнула к нему достаточно плотно, чтобы чувствовать дыхание женщины. Он поддался её жесту и с интересом замер, получая в награду дерзкий, красный поцелуй на идеально белой маске, пока его пальцы поймали пальчики леди, не позволяя оставлять бокал и отставлять далеко, накрывая своими и слегка прижимая к столешнице. - Знаешь, по дороге я думал о твоей розе у меня в кармане. - Будто бы не замечая усмешки судьи, довольно рычит Чарльз, проглотив снова подступивший кашель, а сам свободной рукой бесцеремонно обнимает женщину за талию.
- У меня тоже найдётся подарок. - Теперь уже ухмылка бежит по губам Гриффина и пользуясь тем, что клюв его собственной маски отведён в сторону, с уверенностью пикирующего за добычей ястреба мужчина впивается в алые как кровь губы Реджины, бесцеремонно обращая прикосновение в жадный поцелуй, кажется, в один момент открывший в сознании самого Чарльза все добровольно запертые двери. Однако, что удивительно, при всём рвении мужчины и настойчивости поцелуя, он не пылал ни мальчишеской, безудержной страстью, ни переизбытком любовного жара, а воплощал в себе исполнением всю заботу и чрезвычайное уважение, что хирург испытывал к Реджине с самой первой их встречи.

А ведь и правда, о том, что заказал себе выпить и уже отхлебнул напиток, Гриффин задумался только после слов Реджины об этом, однако самого хирурга подобное смутило лишь на мгновение, так как возможные варианты развития событий сами мгновенно нарисовались в голове, взбудораженные положительным настроем и явным намерением больше не терять открывшейся возможности, который исходил откуда-то из самых глубин души, сильно отзываясь в каждой нервной клетке отнюдь неоднозначными реакциями. Дэмптон - городок небольшой, машину от клуба можно будет забрать утром, дойдя от любой точки пешком, а домой логичнее всего будет взять и такси, к тому же, скорее всего, ехать нужно будет всего в одну точку. Да, он так рассчитывал. Однозначно. Ибо когда у тебя за плечами пятый десяток - время летит быстрее и принимать решения стоит так же, как если бы пришлось делать выбор на крайне сложной операции, а Чарльз это хорошо умел и реакция женщины на его действительно порывистые и неожиданные, возможно, для неё действия, только напротив, сыграла на руку ирландца. Он увидел в пощёчине только один ответ от Реджины - совершенное согласие.

- Напомни мне, когда в последний раз ты выносила Действительно суровый обвинительный приговор. - Нет, не вопрос. Утверждение, самоуверенно упрекающее городского судью в том, что ей не приходилось ещё в Дэмптоне сажать кого-то на пожизненный срок, как минимум. Скулу жжёт, но Гриффин растягивает по губам ехидную усмешку, гордо вглядываясь в глаза Реджины и чем дольше он на неё смотрит, тем больше наглость обращается в тепло. Чарльз выпускает руку судьи из-под своей и обнимает женщину за талию, с новым приливом жара прижимая к себе и так же рьяно во второй раз впиваясь в губы его собственной королевы сегодняшнего бала, на этот раз с первым вдохом почти полностью забирая себе её дыхание, чтобы избежать попытки повторного сопротивления, (хотя в глубине души он знал, что этого не случится, ибо хорошо ощущал как роскошная мисс Хартс ищет среди своих сомнений ту самую нить, что связала хирурга и судью с самой первой встречи), и затем отдаёт с той страстью, которую только мог выразить в поцелуе.

Отредактировано Charles Griffin (12.12.2019 02:18)

[indent] Спроси у любого в городе: Кто делает самое великолепное шоу? Все хором ответят, что Шоу лучше всех устраивает Альбус Ла Пин, не зря же он держит самый успешный ночной клуб в округе. В виду последних событий благотворительная вечеринка по случаю Дня Всех Святых, было словно глотком той необходимого воздуха в которой нуждался весь город. Но в жизни Ла Пина было куда больше потрясений. Мэри-Энн Боне была его близкой подругой, с которой он работал неодин год в стенах этого самого клуба. А после Бравного Дня все словно полетело под откос ссора с Джеком, а потом вся эта история с Конни. Черт возьми он наверное никогда не чувствовал себя таким уставшим. Но вечеринку он не отменил, чувствуя своего рода ответственность. Потому что он черт возьми готовился к этому шоу целый месяц, весь клуб готовился к этому целый месяц. Клуб постепенно заполняется людьми, Альбус привычно сидит в своем кабинете на втором этаже, сквозь панорамное окно виден весь зал. Альбус даже не надеется что Джек придет. Но он все равно взглядом пытается его найти, но отсюда сложно хоть кого то узнать в этой разношерстной яркой толпе, когда у каждого свой особенный костюм.
[indent]
- Не тебя же мне любить! - всего лишь фраза брошенная в сердцах, но Альбус прекрасно осознает что по сути по другому и быть не могло. Он кричит что бы Кетч выметался и что бы больше не появлялся.
[indent]
[indent] И он правда не приходит больше, не через день, не через неделю. Альбус по привычке готовит на двоих. Но еда портиться и приходиться ее выкинуть. Он не может уснуть, когда не может растолкать Джека перед тем как лечь самому. Поэтому он задерживается на работе. До того момента как его просто силой отправляют домой, а потом пожар. Он в тайне интересуется все ли нормально? Все ли хорошо с Джеком? Но лично спросить он не готов ему наверное впервые в жизни стыдно за свои чувства...
[indent] - Босс! Пора! - говорит одна из танцовщиц и Альбус смотрит в зеркало в последний раз проверяя черный классический костюм тройку с пиджаком кроя который обычно носят пианисты, а из разреза так удобненько торчит белый кроличий хвостик. Образ завершают светло-голубой почти белый жилет, бабочка такого же цвета и естественно венецианская маска в форме мордочки кролика бело-золотистая. Это была словно насмешка над тем как многие называли его кроликом. Он словно показывал вот он я ваш кролик и черт возьми ему как всегда шло.
[indent] И вот свет освещает сцену он проверяет часы в последний раз... Шоу началось... Играет The Greatest Showman, движение слажены и Альбус как всегда в центре. Он отдается танцу полностью Ла Пин даже сам удивлен что не запутался и не споткнулся. Вот последнее движение и все замирают, но всего на пару мгновении что бы отдышаться. Альбус подходит к микрофону. Он все еще тяжело дышит, но с улыбкой скидывает все в шутку о возрасте. Он говорит короткую речь, привычно в своем игривом стиле.
[indent] - Ежегодную Благотворительную Вечеринку Дня Всех Святых объявляю открытой! Оторвитесь так чтобы на целый год хватило! - говорит он в конце и стоит лишь щелкнуть пальцам, как загораются огни и начинает играть музыка. Он спускается вниз и теряется в толпе. И появляется вновь у барной стойки и скорее уже по привычке занимает место второго бармена и только потом замечает Джека. Ох уж эту сгорбленную спину он узнает из тысячи. Он отворачивается и становиться хвостиком в сторону Кетча, золотистые кудряшки выбиваются из под резинки маски, а костюм выглядит слишком обтягивающим.
[indent] Ла Пин умело разливает коктейли, улыбается подошедшим к стойке Гриффину и Реджине. Вот они то точно смотрелись миленько. Альбусу нравилось наблюдать за ними, нравилось как меняется лицо ворчливого и серьезного доктора, как загораются глаза при взгляде на Хартс. Ох уж эта любовь, даже из этого ворчуна делает милого человека.
[indent] - Ох, Реджина, а ты как всегда обворожительна, а кавалера то какого отхватила. Выглядите аутентично доктор Гриффин, - привычно улыбаясь говорит Альбус. Даже не надо догадываться какое у него сейчас выражение лица. Потому что хитрый блеск голубых глаз можно было разглядеть сквозь кроличью маску. Ему даже не много стало легче и вроде он даже не много забылся.
[indent] - О прекрасный выбор, доктор. Авось алкоголь вас расслабит, а то я так не дождусь того момента когда вы начнете встречаться - успевает только сказать кролик, как вдруг вздрагивает от голоса Джека. Он замирает и уже никого не слышит, он лишь обеспокоенно провожает фигуру друга. При этом ловко умалчивая о том что помимо счастья судьи и доктора, он затеял на эту тему пари с Конни.
[indent] - Ох, прошу меня простить у меня появились дела, ваш мартини, за счет заведения- говорит он ставя перед Реджиной коктейль. А сам торопливо интересуется у бармена сколько Кетч выпил. Затем удивленно поднимает голову в сторону Джека, его еще можно разглядеть в свете софитов. И возможно эта сказка не правильно начинается, потому что Белый Кролик убегает за Железным Дровосеком, скрываясь за дверью мужского туалета. И он невольно пропускает все самое интересное и он уже не видит не "смелость и страсть Доктора Гриффина и Реджины" не уж тем более концерт в исполнении Донован.